Село Воскресенское: взгляд сквозь столетия.

Когда начинают говорить об истории села Воскресенского, давшего имя пристанционному поселку, а позднее – и всему нашему городу, отправной точкой обычно выбирают его первое упоминание в Коломенских писцовых книгах, датированных 1577-78 гг. На самом же деле, село намного старше и насчитывает, как минимум, 6-8 столетий своего существования.
Уникальные сведения о прошлом здешних мест обнаруживаются в материалах Генерального межевания земель второй половины XVIII в. Землемер Лопатин, межевавший 6 июня 1768 г. пустошь Ключевскую, располагавшуюся на месте нынешнего пристанционного поселка, при перечислении земельных угодий писал: “пашня 39 десятин 660 квадратных саженей, сенной покос 770 саженей, … курганы неудобные 800 саженей, всего 41 десятина 800 саженей”. Таким образом, в XVIII столетии в ближней округе села Воскресенского еще сохранялся курганный могильник общей площадью примерно в треть гектара. Небольшой пятачок, на котором располагались курганы (приблизительно 50х60 м), был неудобен для пахоты, что и заставило землемера выделить этот участок отдельно. Позднее, в XIX столетии, по пустоши Ключевской пролегла “чугунка” (железная дорога), здесь была построена железнодорожная станция и, видимо, при ее строительстве курганы срыли. Подавляющее большинство курганов Подмосковья насыпаны жившими здесь славянами – кривичами и вятичами, в XII – первой трети XIII веков. Для нашего юго-востока более характерны вятичские курганы – с оригинальными женскими украшениями – так называемые вятичские семилопастные височные кольца. Захоронения кривичей расположены севернее, хотя, один курган с кривичскими украшениями был раскопан в 1927г. в Маришкино. Таким образом, можно утверждать, что местность, где расположено село Воскресенское, стала обживаться уже в домонгольское время, а первыми насельниками округи стали славяне-вятичи. Именно они назвали Молчанкой небольшую тихую речку, стекавшую по равнине в сторону Медведки. Вместе с тем необходимо отметить, что рядом с вятичами продолжали жить коренные обитатели края – представители финно-угорского племени меря. Вражды между мерянами и славянами не было, два народа мирно сосуществовали друг с другом. По наблюдению воскресенского краеведа Г.Е. Юричева, (кстати, тоже работавшего землемером и объездившего на велосипеде весь район), чересполосица, оставшаяся от расположенных рядом финно-угорских и славянских деревень, была заметна во многих местах современного Воскресенского района еще в 50-е годы XX столетия.
Своеобразным центром округи являлся погост на речке Молчанке в том месте, где справа в нее впадает небольшой овраг. Для того, чтобы читатель мог лучше представить о чём идёт речь, процитируем рассказ о древних погостах академика С.Б. Веселовского из его книги «Село и деревня в северо-восточной Руси XIV-XVI вв.». Ученый пишет: «Слово погост в наши дни - синоним кладбища. Но в Древней Руси оно имело совершенно иное значение. От слова “гость” (приезжий купец, иноземец) образовался целый ряд производных: гостинный двор, гостинная пошлина, гостинец – большая дорога, гостинцы – привозные подарки и угощения. Отсюда же образовано и слово погост, в смысле места, куда приезжают торговые люди. На погостах останавливались также князья во время полюдья (сбора дани) и их дружинники. Обычно погосты возникали на местах языческих мольбищ, где жители периодически собирались одновременно и для жертвоприношений, и для торговли. Естественно, сюда стремились и гости-купцы. С установлением княжеской власти на погосты стали свозить дань, здесь князь либо его боярин судил в случае конфликтов местных обитателей.
С приходом христианства на этих местах привычных сборищ начали возводить церкви, и погост приобрел значение прихода, где селился церковный причт и устраивалось кладбище». Таким образом, в старину погост являлся административным, торговым и религиозным центром небольшого сельского округа, состоящего из нескольких, расположенных вокруг него деревень. Позднее эти сельские округа стали звать волостями. Иногда в одну волость объединялись сразу несколько древних погостных округов. Точную дату, когда на Молчанском погосте была впервые срублена деревянная церковь Воскресенья Христова, еще предстоит определить археологическим путем, но произошло это, как я думаю, не позднее конца XIII – начала XIV вв. (а возможно, и раньше). Особым местом для тогдашних воскресенцев становится деревянная трапезная храма. Здесь выборные старосты общины производили раскладку и сбор податей, здесь по праздникам, преимущественно осенью, происходили братчины и пиры, на которых устраивали в складчину угощенье и варили пиво (так называемое «ссыпное» или «братчинское») и угощали всех званных и незваных гостей. Отзвуком этого многовекового народного обычая стала ныне почти позабытая пословица: «Было бы пиво на погосте, а к пиву будут гости». Безо всякого приглашения на братский пир спешили жители деревень, входивших в приход Воскресенской церкви, - неверовцы, федотовцы, лопатинцы, шильковцы, вострянцы, перхуровцы и другие.
Возникшее вскоре вокруг погоста село разрасталось и по церкви получило название Воскресенское. Уже в XIV столетии через него проходит Большая дорога, соединяющая два крупных древнерусских города – Переславль-Залесский и Коломну. По данным 1852г эта дорога звалась «Владимирский уездный тракт», следовательно, по ней можно было добраться и до Владимира. В августе 1380 г. из Москвы по Болвановской дороге и далее – по Переславской шли через село русские ратники на Куликово поле. В частности, через село Воскресенское и далее – по левому берегу Москвы-реки вел полк Левой руки князь Белозерский Федор Романович, и был их полк «храбр зело». По сведениям Н.И. Башмакова, среди клира Воскресенской церкви существовало полузабытое предание: будто бы сам великий князь Дмитрий Донской по дороге на Куликово поле побывал в селе и молился в здешней церкви. Если допустить, что в основе этого предания лежат реальные события, наиболее вероятен такой вариант: Дмитрий Иванович останавливался на Воскресенском погосте уже на обратном пути с Куликова поля, когда русское войско, уставшее и обремененное большими обозами с ранеными и добычей, очень медленно возвращалось в Москву. Возможно князь, побывав в здешней округе, щедро одарил семьи погибших и увечных ратников и сделал вклад в церковь Воскресенского погоста. Но все это, повторяем, только легенда… А год спустя, в 1381 г. именно по этой дороге “из Коломны на (В)охну, не заезжая в Москву, а от (В)охны в Переславль, а оттуда в Ростов, а оттуда на Кострому” повезли в чухломскую ссылку митрополита Пимена, достигшего своего поста с помощью обмана и вызвавшего тем сильный гнев Дмитрия Донского.
А село Воскресенское, расположенное на оживленной Большой дороге, полнилось народом и расцветало. Когда московские государи стали создавать поместное войско и раздавать поместья служилым людям, это село с прилегающими деревнями оказалось слишком многолюдным, чтобы достаться одному помещику, ибо насчитывало в первой половине XVI века примерно около сотни крестьянских дворов. Само село Воскресенское с деревнями поделили на 3 доли, а еще несколько деревень (из них до нашего времени сохранились Лопатино и Федотово) составили 4-ю часть. Причем владельцами "воскресенских третей" обычно выступали люди высокопоставленные – столичные дьяки, служилые иноземцы или просто выходцы из знатных родов.
Среди них наиболее интересны, пожалуй, Василий и Федор Угримовы Заболотские, владевшие в середине XVI в. уже как вотчиной третью села Воскресенского, деревнею Шильково, где размещалась их владельческая усадьба и которая являлась, таким образом, сельцом, а также еще одной деревней, позднее получившей название Перхурово. Жребий братьев находился в том месте, где ныне располагаются улицы Гагарина и Воскресенская, крестьянских дворов в этой части села насчитывалось 20, а во всей вотчине – 48. В 1563 г. братья передали свою вотчину, оцененную в 111 рублей, Троице-Сергиеву монастырю в обмен на село Новое в Переславском уезде.
Следует отметить, что род Заболотских отличался воинственностью и задиристостью, унаследовав эти качества, видимо, от своих предков – смоленских князей. В качестве примера приведем судьбу троюродного брата Угримовых, Владимира Семеновича Заболотского. Рассорившись с родней, Владимир бежал в Литву еще до начала Ливонской войны, то есть в 50-е годы XVI в. Получив рыцарское образование, Владимир Заболоцкий участвовал в боевых действиях в Трансильвании и на Московском фронте (против своих). Зимой 1577 г. он спас по время боев под Гданьском польского короля Стефана Батория. Награжденный огромными земельными владениями (289 крестьянских наделов), Владимир Заболотский погиб 24 июня 1580 г. в результате конфликта с местными литовскими магнатами.
Таким же неукротимым характером обладал и его троюродный брат Василий Угримов Заболотский, который пережил своего кузена всего на 3 месяца. Произошло это следующим образом. Ливонская война, длившаяся к тому времени уже более двух десятилетий, серьезно обескровила русское поместное дворянство, буквально не вылезавшее из походов и дальних посылок. Все чаще дворяне, призываемые в очередную экспедицию, не являлись на службу. Во время переклички напротив имен наличных дворян писарь ставил в списке помету «есть», а напротив отсутствующих – «нет». После переклички составлялся итоговый документ, где указывалось, сколько служилых людей оказалось «в естях», то есть налицо, а сколько – «в нетях», то есть отсутствуют. Поэтому, дезертиров и уклонистов в те времена звали «нетчики», «нети». К таким «нетчикам» по приказу царя Ивана Грозного применялись самые жесткие меры. Специальные отряды разыскивали их по всей стране. Пойманных «нетчиков» были кнутом и под конвоем отправляли в полки. Именно такая судьба постигла Василия Угримова Заболотского. Отправленный по этапу на Ливонский фронт под начало воеводы князя Василия Хилкова, Василий Угримов попадает в действующую армию как раз накануне сражения под Торопцом. Первоначально успех там сопутствовал воинам Хилкова: им удалось заманить противника на подрубленный мост и, после того как он рухнул, расстрелять оказавшихся в воде врагов. Но затем московской войско было опрокинуто ударом тяжелой польской кавалерии. Множество дворян и детей боярских погибло, попало в плен, либо пропали без вести. Среди погибших в этом бою оказался и выборный дворянин Каширского уезда Василий Иванович Угримов Заболотский, который, несмотря на нанесенную ему обиду телесного наказания, бился честно и в плен не сдался.

Дьяку Семёну Фомину платили оброк и работали барщину в деревнях Неверово и Березниковской, а в принадлежащей ему деревне Кашиново из крестьян никого не осталось и Кашиново стало пустошью. Страшный кризис второй половины царствования Ивана Грозного способствовал сильному запустению в наших краях. Значительное количество малодворных деревень было вовсе заброшено, а большие селения, вроде села Воскресенского потеряли очень многих жителей. Голод, эпидемии, опричный беспредел – всё это имело самые печальные последствия для селений Коломенского уезда. При Борисе Годунове наметился слабый подъём, но начавшееся Смутное время ещё более усугубило ситуацию. В ходе боевых действий и просто при прохождении ратных людей село Воскресенское раз за разом подвергалось новым напастям. Кто только не разорял и не жёг это несчастное село, расположенное на Большой дороге. Видело оно и чванливых польских панов и немецких наёмников, и разудалых запорожцев, а пуще всех, жгли и разоряли его свои русские «воры». От такой «весёлой» жизни, уцелевшие воскресенские мужики и их домочадцы, разбегались, куда глаза глядят. Голод, болезни и разорения от ратных людей чуть-чуть, не привели к полному запустению Воскресенского. Писцовые книги Коломенского уезда, составленные уже после окончания Смуты, в 1626-29гг. подвели плачевный итог – во всём селе осталось только церковь и 7 дворов. На одном дворе ютился здешний батюшка Иван сын Иванов (это первый известный нам по имени священник храма Воскресенья Христова), а на остальных мыкали горе семьи шестерых крестьян – Ивашки Степанова, Малафейки Федорова, Ивашки Куприянова, Якушки Афанасьева, Микитки Тимофеева и Данилки Иванова, а всего, вместе с домочадцами, восемь душ мужского пола. Это было всё, что осталось от некогда многолюдного, в нескольких десятков дворов, села. Таким образом, количество крестьянских хозяйств в селе Воскресенском уменьшилось, по сравнению с благополучными 1550-ми годами почти в 10 раз. На монастырской части Воскресенского по данным переписи 1626-29гг. вообще никто не жил. Вторым совладельцем села в те годы был коломенский дворянин Михаил Иванович Зачесломский, на поместную долю которого приходилось 3 крестьянских двора. Ранее, в 1577-78гг. это поместье принадлежало дьяку Олферию Григорьеву. Владельцем двух других частей Воскресенского – поместной и вотчинной в 1626-29гг. указан дворянин Василий Петрович Наумов. Он унаследовал земли, которые ранее являлись владениями дьяка Семена Фомина. Поместная часть, села, принадлежавшая Василию Наумову, тоже была пуста, а на вотчинной части стояло три крестьянских двора. Род Наумовых был очень старым дворянским родом Московского государства. По семейным преданиям их пращур служил ещё московскому князю Семёну Гордому. (Семён Гордый умер в 1353г.) Позднее Наумовы сильно размножились и получили земельные владения во многих уездах Московского государства, в том числе и в Коломенском. Отец воскресенского помещика – Петр Суворович Наумов с окладом 600 четей служил в чине «выборного» дворянина Бельского уезда. Центром этого уезда был город Белая – ныне город Белый в Тверской области. «Выбором» в то время звали отборную часть уездной военно-служилой корпорации. Обычно, в каждом уезде «в выборе» числились 15-30 лучших дворян. Петр Наумов занимал при царском дворе достаточно весомое положение. В молодые годы он служил в опричнине, а позднее получал назначения головы в полках и пристава при иноземных посольствах. В самом начале 17-го века сын Петра, Василий Наумов служил при дворе в чине жильца. (Жильцы – молодые дворяне, которые по очереди «жили» в царском дворце и охраняли царя.) Поместный оклад молодого царедворца составлял тогда 300 четей. Осенью 1604г. Василий Наумов участвовал в походе против войска Лжедмитрия I. Перед походом жилец собирал ратных людей в монастырских вотчинах – в Дмитровском, Углицком, Бежецком и Кашинском уездах. Всего ему удалось собрать и привести в Москву 172 ратника. В ходе Смуты Василий Наумов, несомненно, принимал самое активное участие в боевых действиях, но, найти об этом какие-либо подробности мне пока не удалось. Позднее, в 1613-14гг. он служил воеводой в городе Осташкове, причем, в это же время на Осташков приходили воевавшие на стороне поляков запорожские казаки. Отряд «черкас» в 500 сабель под началом запорожского полковника Борышпольца атаковал Осташков внезапно – «изгоном». Как показывал позднее захваченный пленный, «полковник Борышполец пошел за Волгу к Осташкову, а с ним пятьсот человек черкас, и к Осташкову изгоном приходили под посад, да ничего не учинили и бою с ними не было». Судя по этим сведениям, захватить Осташков запорожцам так и не удалось («ничего не учинили»), в чем, возможно, немалая заслуга была местного воеводы, который умело и вовремя организовал оборону. Черкасы разграбили на скорую руку пригородные деревни и быстрым маршем двинулись далее – на Новгород и Тихвин. В 1616-17 гг. Василий Наумов получил новое назначение и служил воеводой в Старице. Осенью 1618 года, во время осады Москвы поляками он находился в городе. В 1629г. Василий Наумов исполнял обязанности пристава у персидских послов. (Приставы встречали иностранных дипломатов в приграничных городах, сопровождали их в столицу, заботились о них и, одновременно, следили, чтобы послы не занимались сбором разведданных.) Во время этой службы у него произошел местнический конфликт с другим приставом – князем Романом Петровичем Пожарским. Василий Наумов бил челом государю на князя Романа, «что ему менши его быть не мочно». Любопытно, что царь Михаил Романов отнесся к этому демаршу с пониманием (обычно все бывало наоборот) и признал, что местнический уровень самого Василия Степановича и дворянского рода Наумовых в целом, действительно не позволяет ему быть «меньше» князя Пожарского. Царь рассудил это дело таким образом, что приставы несли свою службу не вместе, а поочередно. Соответственно, честь рода Наумовых не пострадала. Позднее, Василий Петрович даже занимал министерскую должность – руководил работой Земского приказа в Москве. Земский приказ (иначе Земский двор) ведал управлением Москвы и небольших городов поблизости, сбором в них налогов, следил за порядком, благоустройством, пожарной безопасностью столицы. По сведениям Г. Котошихина в том же приказе были ведомы «московские разбойные и татиные и всякие воровские приводные дела». Образно говоря, начальник Земского приказа был Юрием Лужковым и Глебом Жегловым одновременно. В Земском приказе Василий Петрович Наумов «сидел» около восьми лет – с 1635 по 1643гг. Последний раз он упомянут в дворцовых Разрядах в 1643 году.
Изначально, Василий Наумов получает в качестве поместья две части села Воскресенского и деревню Неверово. В 1618г. Василий Петрович участвовал в защите Москвы от армии польского королевича Владислава. Поляки несколько недель стояли под городом, а в ночь на 2 октября произвели ночной штурм, который с треском провалился. Польской армии пришлось отступить, а уже 1 декабря было подписано Деулинское соглашение, знаменовавшее наступление долгожданного мира. В качестве награды за его службу в «королевичев приход», часть поместья Василия Наумова – одна из долей села Воскресенского и деревня Неверово целиком, были пожалованы ему в вотчину. (Вотчина, в отличие от поместья являлась в ту пору безусловной собственностью, её можно было продавать, закладывать и завещать сыновьям. Поместье же давалось на время, обычно пожизненно, при условии несения службы.)
На помощь королевичу Владиславу большое войско запорожских казаков привёл гетман Петр Сагайдачный, который с боями продвигался на Москву через Коломенский уезд. О боевых действиях коломенских дворян против запорожцев осенью 1618г., более подробно можно прочитать в этой же книге, в заметке «Вестники победы». Мы же отметим здесь ещё один эпизод тех дней. В сентябре 1618г. в окрестностях села Воскресенского запорожский отряд столкнулся с группой русских разведчиков. Группа состояла всего из 5 человек и была послана из села Гжель под Коломну воеводой Григорием Волконским. Возглавлял её ярославский дворянин Богдан Мотовилов. Группа двигалась в сторону Коломны по упомянутой выше Большой дороге и уже миновала село Воскресенское. Как можно понять, наши разведчики столкнулись с превосходящим отрядом врага неожиданно для себя, что называется «нос к носу». В скоротечной неравной стычке двое русских воинов были сбиты с коней и взяты в плен, а остальные спаслись бегством. В своём донесении от 12 сентября воевода Волконский называет имена разведчиков, попавших в плен – ими были командир группы Богдан Мотовилов и дворянин Степан Злобин, а также указывает примерное место стычки – в двадцати верстах от Коломны. Напомню, что расстояние от села Воскресенского до Коломны считалось 22 версты. Таким образом, стычка русских разведчиков с черкасами произошла южнее села, на речке Медведке. Были ли потери ранеными и убитыми среди запорожцев, в донесении не говорится. Возвращаясь к тексту писцовых книг 1626-29гг. отметим, что в вотчине за Василием Наумовым в них отмечено ещё одно селение – «сельцо, что была деревня Неверово у Москвы-реки». Здесь располагался «двор вотчинников», на котором он, возможно, проживал летом в свободное от службы время и 4 двора крестьян и бобылей, а на них 7 душ мужского пола.
Следующая перепись Коломенского уезда, произведённая в 1646г. зафиксировала значительный прирост населения в Воскресенском. Село потихоньку оживало и наполнялось людьми. По данным переписи, за помещиком Михаилом Зачесломским в селе Воскресенском обреталось уже 4 крестьянских двора, на коих обитало 16 душ мужского пола. Василий Наумов к этому времени уже скончался, и владельцами вотчины стали его сыновья Андрей и Захар. Оба они сделали неплохую карьеру – служили при царском дворе в чине стольников. Сельцо Неверово было их совместным владением и по данным 1646г. здесь отмечено 10 крестьянских и бобыльских дворов и 32 человека крестьян мужского пола. Жеребий села Воскресенского – 5 дворов и 12 душ мужского пола «на старейший путь» досталось старшему из братьев – Андрею. Шестой двор стоял пустой, а его владелец числился в бегах. Всего, из села Воскресенского незадолго до переписи сбежало двое крепостных крестьян, причём про одного из них даже сообщается куда – «Васька Титов прозвище Круговой, сбежал в 152-м году (1643-44гг.), а бегаючи живет в Коломенском уезде у Ивана Матвеева сына Агалина в сельце Веденском». (ныне – Домодедовский район). Судя по всему, оставшиеся две части села Воскресенского – монастырская и поместная Наумовых в 1646г. по-прежнему были пустые. Общее количество крестьянских дворов в селе было невелико – 10 дворов (из них один пустой) и 28 душ мужского пола. К ним надо прибавить двор священника и, всего, таким образом, в селе Воскресенском в 1646г насчитывалось 11 дворов. В последующие годы Воскресенское продолжало залечивать раны. Население здесь хоть и медленно, но росло. Но, на прежний уровень по количеству дворов и обитателей село вышло только через двести лет, в девятнадцатом столетии.
В переписной книге 1677-78 гг. совладельцами села Воскресенского (в самом селе и в деревне Неверово им принадлежало 16 крестьянских дворов) указаны стольник Андрей Васильевич Наумов и его племянник Василий Большой Захарович, старший сын умершего Захара Васильевича. Прозвище Большой он носил из-за того, что имел младшего брата, также Василия, но уже Меньшого. В год переписи Василий Большой упомянут в документах как воевода в городе Старица. Напомню, что шестьюдесятью годами ранее в Старице в той же должности служил его дед Василий Петрович Наумов. Поместную часть села Воскресенского, а в ней в 1677-78 гг. было 5 крестьянских дворов, после Михаила Зачесломского унаследовал другой дворянин – Изот Иванович Полозов. О нем следует рассказать подробнее. Историк П.В. Седов в своей книге «Закат Московского царства» пишет: «Среди дворовых людей в конце царствования Алексея Михайловича можно выделить еще нескольких доверенных приближенных. Сокольник Зот Иванов сын Полозов был поставлен царем во главе Аптекарского двора, который был одним из хранилищ дворцовых запасов и ведал, кроме прочего, снабжением стрельцов, солдат московских выборных полков и нищих. Как и у всех распорядителей дворцовым хозяйством, обязанности З.И. Полозова выходили за рамки руководства только Аптекарским двором. На средства Аптекарского двора около подворья самого З.И. Полозова было построено жилье для станицы переведенных в Москву новгородских певчих, которых ему тоже поручили ведать. З.И. Полозов часто вносил деньги в царские хоромы, в том числе крупные суммы и особо дорогие ткани, купленные у иноземцев в дни царских смотрин осенью 1669 – весной 1670 гг.. Через таких людей, как З.И. Полозов, шли разнообразные дела повседневной дворцовой жизни: он относил царское жалование вдове Ильи Луговского на погребение ее мужа, женил по царскому указу певчего дьяка. Царские милости выделяли его из общего ряда дворовых людей. В 1665 г. З.И. Полозов оказался среди тех придворных, которые были пожалованы по случаю рождения царевича Симеона, а в 1674 г. царь дал ему 100 руб. на погребение жены.
Управляя Аптекарским двором, З.И. Полозов ведал некоторыми съестными припасами, которые высылали с мест для царского обихода. В сентябре 1670 г. двинский воевода думный дворянин А.И. Нестеров послал царю иноземное вино, купленное на собственные деньги. В сопроводительном письме думный дворянин обращается к сокольнику весьма почтительно и даже заискивающе: «Приятель мой Зот Иванович! <…> Убогой Афонька Нестеров челом бьет». Вологодский архиепископ, который ежегодно посылал царю местные рыжики (они славились на всю страну), также считал З.И. Полозова значимой фигурой. В октябре 1670 г. стряпчий вологодского архиепископа сообщал из Москвы: «А которые рыжики великому государю свезены на Обтекарский двор, и отписка отдана Зоту Ивановичю. Только по се число Зота излучить и увидеть такова времяни не бывало, потому что он сверху мало бывал. А как ему рыжики Зоту отдавал, и он говорил: чаю, што архиепископу будет грамота. И святейшего патриарха подьячей мне говорил: грамота ж будет».
З.И. Полозов постоянно бывал «в Верху» и знал, кому будут посланы царские и патриаршие грамоты. Вовремя сказанное им слово имело огромное значение даже для таких значительных людей, как архиереи. В 1671 г. стряпчий писал вологодскому архиепископу из столицы: «Рыжики поданы великому государю по докладу Изота Ивановича марта 5-е число в великую честь, и сулит послать похвальную грамоту тебе государю». В феврале 1673 г. вологодский архиепископ велел вручить свою отписку царю через Зота Полозова. В ответном письме царский сокольник сообщал: «Великому государю отписку твою подносил и великий государь велел тое твою отписку прочесть и приказал рыжики твои принять». З.И. Полозов извинялся, что не ответил на предыдущие письма вологодского архиепископа: «ей, государь, суета большая бывает». В этом письме ничтожный с точки зрения формальной иерархии дворовый выступает как покровитель вологодского владыки.
Все значение Зота Полозова состояло в его приближенности к государю. В этом отношении показательна его судьба, когда он утратил царскую милость и превратился в заурядного дворового. В 1675 г. З.И. Полозов оказался замешанным в придворной интриге по делу Ирины Мусиной-Пушкиной, был «взят за пристава» и после очных ставок сослан в Уфу. При Федоре Алексеевиче он был помилован и 9 марта 1677 г. пожалован в московские дворяне, но прежнего фавора лишился навсегда. Теперь З.И. Полозов оказался на положении рядового сокольника, среди тех дворовых людей, которые десятками пополняли московские чины…. В 1681 г. среди других дворян его определили «для сыску и выимки кормчих и табачных дел в объезды». В 1682-1684 гг. З.И. Полозов все же снискал особую милость и был послан воеводой в Кольский острог, но это уже было предел его возвышения». После смерти Зота Полозова, его поместье в селе Воскресенском досталось его молодому родичу – Петру Родионовичу Полозову. Краевед Г.Е. Юричев сообщает, что какое-то время в начале восемнадцатого столетия помещиком в селе числился еще один представитель этого дворянского рода – майор Алексей Полозов.
По данным переписи 1715г. село Воскресенское Усмерского стана Коломенского уезда по-прежнему находилось в совместном владении: часть села числилась в вотчине Троице-Сергиева монастыря (10 крестьянских дворов), другая – в поместье за Петром Родионовичем Полозовым, остальные доли – в вотчинах за Леонтием Андреевичем и за капитаном Александром Васильевым Наумовыми, причём, последним двум принадлежала также и деревня Неверово. Всего в 1715г. в селе Воскресенском было 21 двор (из них один двор вотчинника Леонтия Наумова) и 79 душ крестьян и дворовых людей мужского пола. Кроме того, в селе, рядом с деревянным храмом Воскресенья Христова, стояли еще 3 двора церковного причта – священника Ивана Мартынова 47 лет, дьячка Василия Сидорова 25 лет и пономаря Автамона Мартынова (старшего брата священника) 50 лет. Храм здесь в 1705 году был отстроен заново. Всего, таким образом, в 1715г. в Воскресенском налицо было 24 двора. Еще 10 крестьянских хозяйств насчитывалось в те годы в деревне Неверове, которая, как уже было сказано выше, принадлежала Леонтию и Александру Наумовым. Бравый капитан Александр Наумов приходился внуком стольнику Захару Васильевичу Наумову. Его отец – стряпчий Василий Большой Захарович Наумов в 1709 году руководил переписью жителей Коломенского уезда. Вскоре после этого он умер. О служебной деятельности сына Василия – Александра, который родился в 1680г., имеются следующие сведения. На цареву службу он вступил в 1704г. и долгое время служил в полках. Можно предполагать, что баталии Северной войны не обошли Александра Наумова стороной. К 1715г. он уже капитан. В 1727г. имея 23 года выслуги, капитан Наумов пожалован в майоры и отставлен от военной службы. После отставки, он вступил на партикулярное поприще и несколько лет (в 1727-1731гг.) служил воеводой в городе Кромы, где хорошо себя зарекомендовал и получил повышение – должность воеводы Калужской провинции, что соответствовало в более поздние времена должности губернатора. В состав Калужской провинции Московской губернии входило тогда 8 уездов: собственно Калужский, Одоевский, Перемышльский, Мещовский, Масальский, Козельский, Серпейский и Лихвинский. 9 мая 1738г. Александр Наумов покидает Калугу и в чине коллежского советника (по Табели о рангах соответствует чину полковника) отправляется в Санкт-Петербург, где назначается членом Дворцовой Конюшенной канцелярии, а с апреля 1740 г. (после ареста А. П. Волынского) фактически возглавляет это ведомство. Данные назначения не могли осуществиться без молчаливого согласия фаворита императрицы Анны Иоанновны – немца Бирона, который слыл заядлым лошадником. В годы немецкого засилья (так называемая «Бироновщина») природному русскому дворянину Александру Наумову служить в Петербурге было непросто. Дворцовая Конюшенная канцелярия руководила работой множества конных заводов, на которых выращивали лошадей для русской армии. Только в Подмосковье работали несколько таких заводов – в селе Хорошово под Москвой, в селе Пахрино Домодедовской волости, в Бронницах, в Александровой слободе и другие. К казенным заводам прикреплялись дворцовые волости, крестьяне которых должны были отработать на заводах и на заготовке кормов определенное число дней в году. Так, например, дворцовая волость Гвоздна (нынешняя северо-западная часть нашего района) была приписана к Бронницкому конному заводу. Руководить работой дворцового Конюшенного ведомства мог только человек, хорошо знакомый с коневодством вообще и с тактикой применения конницы на войне, поэтому, мы, с полным правом можем предположить, что значительное время своей службы в полках офицер Александр Наумов употреблялся в кавалерийских частях. После смерти Анны Иоанновны и воцарения дочери Петра I – Елизаветы, старый служака оказался не у дел. 27 августа 1741г. коллежский советник Наумов отправлен в отставку. Теперь ему оставалось одно – ехать доживать в одно из своих поместий, например – в село Воскресенское. Усадьба, принадлежащая Александру Наумову, в 1740-е годы находилась в сельце Неверово. Возможно, что именно здесь, на кладбище села Воскресенского он и был похоронен. Сын Александра – Федор Наумов продолжил семейную традицию и служил в полках, правда, в отставку он вышел всего лишь в чине капитана.
Итак, значительной долей села Воскресенского в первой половине 18-го столетия продолжали владеть дворяне Наумовы. Все они, как правило, были небогаты. Так, например, за вышеупомянутым Василием Захаровичем Наумовым числилось всего 20 дворов крестьян, разбросанных сразу в четырех уездах – Коломенском, Рязанском, Ржевском и Галицком, а его двоюродный брат Леонтий или Лев Андреевич владел, по данным Боярских списков, 23 крестьянскими дворами. Вне службы они, большей частью, проживали в своих имениях, в том числе – в Неверове и Воскресенском. В разное время в указанных селениях находилось от двух до трех небольших усадеб, которые принадлежали представителям данного рода. Строения усадеб были деревянные, жилые дома и хозяйственные постройки окружали сады, огороды и саженые рощи. Среди нескольких сыновей Леонтия или Льва Андреевича Наумова (один из владельцев Воскресенского в 1715г.) нельзя ни отметить Степана Львовича Наумова, который, вероятно, родился и провёл свои детские годы в отцовской усадьбе в селе Воскресенском. Довольно поздно, двадцати лет от роду он поступил на военную службу и почти сразу же принял участие в Русско-шведской войне 1741-1742гг. После её окончания Степан долгие годы тянул лямку в мирных условиях, а на следующую войну попал только через 26 лет в 1768г., когда начались боевые действия с Турцией. К этому времени Степан Наумов уже зрелый и опытный офицер. По родственному разделу братья Степан и Василий Львовичи Наумовы получили в наследство небольшую часть в селе Воскресенском и в сельце Неверове Коломенского уезда, по нескольку крестьянских дворов каждому. Естественно, это не могло обеспечить их. Поэтому, основным средством существования для братьев стала военная служба. В 1771г. премьер-майор Степан Наумов получает новое назначение – в Оренбургский край. Уже в мае-июне 1772г. он снова в бою – сражается в составе отряда генерала Фреймана с взбунтовавшимися яицкими казаками, а после подавления бунта остается со своей 6-й лёгкой полевой командой в гарнизоне Яицкого городка. Когда началось восстание Пугачева, и тот со своим войском двинулся к Оренбургу по правому берегу Яика, в погоню за ним был послан из Яицкого городка отряд Степана Наумова. В его сводный отряд вошли 246 солдат 6-й и 7-й легких полевых команд, 336 яицких казаков под началом войскового старшины М.М. Бородина, всего 582 человека, а также походная батарея из четырёх пушек. Будучи в походе, Степан Наумов узнал, что Пугачёв овладел уже рядом крепостей, разбил в бою корпус бригадира Х.Х. Билова и, что казаки и солдаты в массовом порядке переходят на сторону восставших. Из главаря шайки в две-три сотни всадников, Емельян Пугачев преобразился в предводителя отряда, состоящего из нескольких тысяч повстанцев со своей артиллерией. Учитывая все это, премьер-майор не отважился преследовать Пугачёва, а тем более вступать с ним в сражение. Переправившись на другой берег Яика, Наумов привёл свой отряд в Оренбург раньше Пугачёва и, тем самым, значительно усилил его гарнизон. В ходе осады Оренбурга Степан Львович неоднократно участвовал в вылазках и боях с пугачевцами и действовал умело и осмотрительно, не давая своим солдатам перейти на сторону восставших. Его заслуги во время Оренбургской осады были отмечены чином подполковника. После снятия осады, в апреле-июле 1774г. подполковник Наумов принимал участие в подавлении повстанческого движения в восточной части Оренбургской губернии. Позднее императрица Екатерина II произвела его в полковники и назначила комендантом одной из крепостей Оренбургского края – Звериноголовской. Она располагалась далеко к востоку от Оренбурга, за Уралом, на реке Тобол. Странное название – Звериноголовская появилось в 1753 году, в ходе закладки укрепления, когда в земле были обнаружены череп и кости крупного зверя (предположительно, мамонта), что и послужило поводом для наречения крепости. В Звериноголовской Степан Наумов служил до самой смерти, а умер он в 1782г. будучи около 62 лет от роду. На месте Звериноголовской крепости теперь расположен одноименный районный центр Курганской области. Известно, что Степан Наумов был женат и, что супругу его звали Татьяна Гавриловна, но были ли от этого брака дети – неведомо.
В свободное от служебных дел время Степан Львович увлекался историей. В его домашней библиотеке, увезенной им из Оренбурга в Звериноголовскую крепость, наряду с печатными книгами, находились ценные рукописные материалы по истории и географии местного края, в частности «Лексикон Оренбургской губернии» П.И. Рычкова, список его же «Летописи осады Оренбурга», записки и воспоминания офицеров – участников боевых действий против Пугачёва и другие письменные свидетельства. Сослуживец Степана Львовича – капитан Андрей Перфильевич Крылов (отец известного баснописца) по его просьбе, описал в письме подробности обороны от пугачевцев Яицкого городка. В собрании рукописей полковника Наумова хранился также составленный П.И. Рычковым в осаждённом Оренбурге исторический труд о восстании Степана Разина.
Александр Сергеевич Пушкин, при работе над «Историей Пугачёва», пользовался сведениями, которые собрал и сохранил в своем архиве Наумов. В тексте «Истории» Пушкин неоднократно упоминает о нем. Л. Большаков, автор и составитель «Оренбургской пушкинской энциклопедии» посвятил Степану Львовичу отдельную заметку. Именно из Энциклопедии Л. Большакова почерпнуты основные сведения о нём. Вот такой интересной и весьма неординарной личностью был русский столбовой дворянин, офицер и наш вероятный земляк Степан Львович Наумов. Разумеется, с точки зрения коммунистов, его следовало бы заклеймить позором как карателя и палача, который сражался со своим собственным народом. Определенные основания для этого имеются. Наумов действительно сражался со своим народом и, наверняка, отдавал приказы о расправе над взятыми в плен пугачёвцами. Но, для его оправдания нужно сказать, что в понятиях самого Степана Львовича пугачевцы были вовсе не народом, а сволочью, которая живет тем, что, грабит и убивает. Добавим еще, что офицер Наумов лил не только русскую кровь. Как мы помним, он защищал Родину и от внешних врагов – шведов и турок. Кроме того, с пугачевцами сражались тогда многие прославленные генералы екатерининского времени, в том числе и великий Суворов. Мне что-то не приходилось слышать, чтобы Александр Васильевич Суворов был осуждён потомками за участие в подавлении восстания Пугачева. Поэтому, отнесемся к Степану Наумову непредвзято, как к одному из многих персонажей нашей истории – спокойно, без чувства отвращения, не осуждая и не оправдывая, но отдавая должное за его многолетнюю ратную службу и исторические изыскания.
В 1768 году во время проведения Генерального межевания село Воскресенское Коломенского уезда состояло из двух частей. Землемеры именуют эти части половинами. Владельцем первой половины названа государственная Коллегия Экономии. Это министерство приняло под свое управление церковные владения, секуляризованные императрицей Екатериной II в 1764г. Тогда лишились своих вотчин все крупные церковные землевладельцы – архиереи, монастыри, протопопы старинных городов. Среди них был и знаменитый Троице-Сергиев монастырь, который потерял свои вотчины в Усмерском стане Коломенского уезда – часть села Воскресенского, село Сабурово и деревни Псарево, Шильково, Перхурово. Крестьяне указанных селений от произошедших перемен сильно выиграли. Фактически они перестали быть крепостными и по своему статусу приблизились к положению государственных крестьян, положению достаточно выгодному и завидному. Бывшие «монастырские» перестали зависеть от произвола владельцев и должны были теперь уплачивать в Коллегию Экономии фиксированный и вполне умеренный оброк – по одному, а позднее по два рубля в год с каждой души (так называемый подушный оклад). Монастырские крестьяне и ранее жили, в целом, чуть лучше, чем помещичьи крестьяне. Теперь же они словно распустили крылья и с удвоенной силой бросились зарабатывать деньгу. Неслучайно, позднее самыми зажиточными крестьянами в селе Воскресенском всегда были «экономические» и их потомки. В примечаниях к Генеральному межеванию об «экономических» крестьянах села Воскресенского сказано «зажитку изрядного», в то время как помещичьи – были «зажитку посредственного» (иными словами, бедные). По данным 1768г. во всей бывшей монастырской вотчине (то есть, вместе с деревнями Шильково и Перхурово) обреталось 49 дворов, 120 душ мужского пола, 122 – женского и 520 десятин земли. Из них в Воскресенском было 19 крестьянских дворов, 47 душ мужского пола и 44 – женского. Отдельной дачей была обмежёвана земля сельской церкви. «Писцовая церковная земля церкви Воскресения Христова» составляла без малого 43 десятины, из них 35 с лишним десятин занимала пашня, три десятины – покосы, а на остальных располагались церковь, дома священнослужителей, кладбище, дороги и пространство под речкой Молчанкой.
Другая половина села Воскресенского в 1768г. по-прежнему числилась за помещиками. Всего их здесь было десять: прапорщик Кондратий Яковлевич, капитан Федор Александрович, мать Кондратия – вдова майорша Акулина Ивановна Наумовы, братья майор Степан (будущий оренбуржец) и поручик Василий Львовичи Наумовы, а также помещица Василиса Федоровна Ртищева. Указанные выше лица сообща владели также и сельцом Неверовым, где числилось тогда 19 дворов, 62 души мужского пола и 63 – женского. Также, в числе совладельцев помещичьей половины села Воскресенского указаны князья Куракины – малолетний князь Александр Борисович Куракин вместе с тремя другими младшими братьями. Душ мужского пола в помещичьей части Воскресенского отмечено 95, женского – 92, крестьянских дворов – 26, земли 515 десятин. Таким образом, вместе с сельцом Неверово в распоряжении помещиков-совладельцев находилось 157 душ. Один из вариантов Экономических примечаний к Генеральному межеванию от 1773 года сохранил довольно подробное описание помещичьей части Воскресенского: «Оное в двух местах полсело лежит на суходоле, (земельная) дача ж онаго полсела простирается по обе стороны и по берегу речки Молчанки. Та речка против оной дачи в летнее жаркое время в самых мелких местах глубиною бывает два вершка, шириною – два аршина; в ней рыба: ерши, окуни, пескари. – И по берегу речки Медведки, по течению ее с правой стороны. Та речка против оной же дачи в летнее жаркое время в самых мелких местах глубиной бывает пол-аршина, шириною – семь сажен; в ней рыба: плотва, ерши, окуни, пескари, налимы…. Уловная же из показанных речек рыба употребляется для господских расходов. В оном полселе церкви не имеется, а состоит она на писцовой церковной земле. В оном же полселе два дома господских деревянныя, первый прапорщика Кондратья Яковлева сына Наумова, а второй майора Алексея Васильева сына Ртищева, а при них два сада иррегулярныя (то есть, посаженные без плана – А.Ф.) с плодовитыми яблоневыми и вишневыми деревьями с которых плоды собираются для господского расходу. А вода в показанной речке для употребления людям и скоту здорова, а в вырытых колодезях – для скота способнее. Земля грунт иловатый с песком и, без довольного всякий год удабривания, к плодородию не весьма способной и ис посеянного на нем хлеба лутче родится рожь, овес, ячмень и горох, а греча и пшеница – посредственно…. Сенные покосы против других жительств, травою лутче. Крестьяне состоят на господском изделье (имеется в виду барщина – А.Ф.) и промышляют хлебопашеством, к чему они радетельны и землю на помещиков (обрабатывают) 130 десятин, а достольную (землю) они всю на себя запахивают. Женщины, сверх полевой работы, упражняются в рукоделии, прядут лен, пеньку и шерсть; ткут холсты и сукна; вяжут варьги (варежки) и чулки для своего употребления». Крестьяне на второй «половине» села все были расписаны по владельцам и по их произволу работали на барщине – пахали пашню, косили помещикам сено, убирали барский хлеб. Помещичьи крестьяне в рассматриваемое время жили, как правило, намного хуже государственных, дворцовых и экономических крестьян. Помещики, особенно бедные, выжимали из них все соки. Если до 1762 г. до Указа о вольности дворянства Петра III, какая-то видимость справедливости ещё соблюдалась – дворянство обязано было служить, проливать кровь, а крепостные крестьяне – кормить служивших дворян; то после Указа с точки зрения крестьян произошла вопиющая несправедливость – мужик по-прежнему был прикреплён к помещику, обязан был содержать и ублажать его, находился, фактически, на положении его раба, а дворяне-помещики теперь могли сами решать, служить им, либо жить в своё полное удовольствие на мужицкой шее. Данное социальное противоречие уже через 11 лет после Указа обернулось кровавым восстанием крестьян и казаков под предводительством Е. Пугачёва, после подавления которого, положение крепостных крестьян нисколько не улучшилось. Английский художник Дж. А. Аткинс, живший в России в конце 18 в. писал: «Как правило, деревни в России состоят из одной улицы: с домами по обе стороны, что делает их иногда бесконечной длины. Есть, однако, поражающая разница между деревнями, принадлежащими царской семье (то есть дворцовые деревни – А.Ф.), или теми, которые принадлежат знати и другим индивидам (помещичьи)… Эти последние являют вид бедности и нищеты, тогда как другие представляют изобилие и счастье». Здесь следует отметить, что положение дворцовых крестьян было вовсе не такое блестящее, как рисует Аткинс. Но в целом, его наблюдение верно. Помещичьи селения в наших местах вплоть до отмены крепостного права развиваются очень медленно. Многие старинные сёла под гнётом помещиков превратились в своеобразные депрессивные островки. С другой стороны, напротив, маленькие деревни, долгое время бывшие не под помещиками (дворцовые и экономические) развивались довольно быстро, особенно, если тому позволяли земельные угодья; в них процветали промыслы, а население в целом жило довольно неплохо. В таких деревнях дольше других сохранялись старинные обычаи, песни и обряды. Русские былины, как известно, были записаны на территориях, где никогда не было помещиков и крепостного права.
В 1778г. Коломенский уезд посетил академик Г.Ф. Миллер. Он составил небольшое описание города и уезда, где имеются сведения и об окрестностях села Воскресенское, в частности, о здешних мукомольных мельницах. В материалах Г.Ф. Миллера записано: «В даче полсела Воскресенскаго на речке Медведке м[ушная] м[ельница] о 2 поставах. С нее оброку 5 рублей, да помещикам малолетним князьям Куракиным 12 рублей в год.
В даче полсела Воскресенскаго при деревне Перхуровой на речке Медведке [м]ушная [м]ельница о 2 поставах. (Имеется в виду бывшая монастырская вотчина – А.Ф.) С нее оброку в Коллегию Экономии по 11 рублей в год собирается». Здесь следует сделать небольшое пояснение. За пользование водными ресурсами владельцы мельниц платили в пользу государства особый налог, который шел в Коломенскую воеводскую канцелярию. Кроме того, значительная часть собранных на мельнице денег поступало в пользу владельцев. В «экономической» части села Воскресенского государственный налог за пользование водными ресурсами не выделен отдельной строкой, так как Коллегия Экономии сама была государственным ведомством. Третья мельница на речке Медведке в 18 в. располагалась выше по течению, возле сельца Ёлкино.
По сведениям 5-й ревизии 1795 г. в селе Воскресенском был 31 крестьянский двор. Из них 18 располагались в бывшей «монастырской» части села, которая официально считалась собственностью «Казенного ведомства Экономических крестьян». Число «экономических» в 1795 году составило 53 человека мужского пола и 70 женского, итого 123. Крестьяне эти состояли на казенном оброке и занимались хлебопашеством, а в зимнее время промышляли извозом. Крестьянки пряли лен и посконь, и ткали холсты и сукна «для своего употребления». В том же 1795 г. на помещичьей половине села оказалось лишь 13 крестьянских дворов и 65 ревизских душ мужского пола и 52 женского, а всего 117 душ. Владельцами их 5-я ревизия застала следующих помещиков: 1) подпоручика Дмитрия Кондратьевича Наумова, 2) титулярного советника Ивана Андреевича Афанасьева, 3) полковницу Катерину Степановну Сверчкову (возможно, что перед нами – дочь Степана Львовича Наумова) и 4) недоросля Александра Васильева сына Наумова. Кроме того, еще за двумя помещиками – майором В.С. Васильевым и гвардии прапорщиком Д.Н. Ляпуновым в Воскресенском имелась земля, но без крепостных крестьян.
Начало 19-го столетия село Воскресенское встретило без кардинальных перемен. В первой «половине», бывшей монастырской, все осталось по старому. Зато значительно изменился состав совладельцев второй, помещичьей «половины» Воскресенского. Из многочисленных в 18-м веке Наумовых остался только один – Федор Кондратьевич Наумов, владевший полусотней ревизских душ в Неверове и в Воскресенском и помещичьей усадьбой в селе Воскресенском. Федор Кондратьевич родился в 1774г. в семье отставного прапорщика Кондратия Яковлевича и Екатерины Никифоровны Наумовых. Усадьба его отца, как мы помним, располагалась в самом селе и, таким образом, не исключено, что и родился Федор Кондратьевич в Воскресенском. К моменту составления 6-й ревизии 1811г. он носил уже чин надворного советника (согласно петровской Табели о рангах соответствует чину подполковника). По сохранившимся источникам Федор Кондратьевич предстает перед нами человеком малосимпатичным. Так, очень многие помещики той поры считали зазорным для себя торговать своими крепостными крестьянами без земли. (Крестьяне, продаваемые с землей, то есть в составе населенного имения, фактически меняли только владельца и продолжали жить в своих домах.) Особенно бесчеловечны были продажи крестьян без земли, в ходе которых, разбивались семьи и разлучались близкие родственники. Федора Кондратьевича Наумова данное обстоятельство, похоже, нисколько не беспокоило. Так, в 1812г. он продал двух своих дворовых людей в Тверскую губернию. После отдачи в рекруты дворового человека Федора Петрова в 1812г., помещик продает на сторону его младшего братишку Тимофея, который, по малолетству, остался беспризорным. Как мне представляется, приличный человек, наоборот, должен был сам позаботиться о маленьком мальчике, единственный кормилец и близкий родственник которого – старший брат по воле этого же человека отдан в 25-летнюю солдатскую службу. Всего, оптом и в розницу Федор Кондратьевич продал около 20 своих крестьян и дворовых людей. За неведомую нам провинность в 1805 году помещик велел продать 64-летнего крестьянина Федора Семенова, у которого в селе осталось большое семейство – двое взрослых сыновей, пятеро внуков. Фамилия крестьянина – Стрельцов и, весьма вероятно, что он был предком (прапрадедом?) Героя Советского Союза здешнего уроженца Павла Стрельцова, именем которого в селе названа улица. Все остальные «прелести» барского владычества – порку на конюшне, рукоприкладство, сочетание браком по произволу помещика и другие подобные вещи, читатель может легко домыслить для себя сам, опираясь на примеры из русской классики. Вместе со своей семьей – женой Анной Яковлевной и дочерью Анной, Федор Наумов, какое то время («пенсионный» возраст, а также, возможно, годы детства и юности) проживал в селе Воскресенском. Здесь же, на сельском кладбище его и похоронили, после кончины, которая случилась в 1824г. Надгробие над могилой Ф.К. Наумова сохранялось в Воскресенском еще в начале 19в., данные о нем включены в книгу «Русский провинциальный некрополь». Все остальные помещики в Воскресенском и Неверове в начале 19в. были люди новые. Значительной долей – около 40 душ владела дворянская девица Наталья Ивановна Афанасьева, за ней шел корнет Никита Николаевич Своев – около 30 душ, а за ним – еще одна дворянская девица – Екатерина Алексеевна Сверчкова. Кроме того, небольшими долями Воскресенского и Неверова распоряжались, по данным 1811г., еще двое помещиков – канцелярист Николай Андреевич Безобразов и корнетша Ольга Васильевна Игнатьева.
Во время Отечественной войны 1812 года французские войска до села Воскресенского не дошли. Знаменитый Тарутинский маневр М.И. Кутузова фактически уберег наши места от большой войны. Кавалерийские полки французов из корпуса маршала Мюрата миновали Бронницы и ночевали в селе Боршево, но далее на Коломну не продвигались и повернули на село Шубино и далее на Подольск. Отряд полковника Ефремова, который с боями отступал по Коломенской дороге, изображая арьергард русской армии, имел последнее «обманное» столкновение с французами 8 сентября в окрестностях деревни Старниково. Вероятно, именно вечером 8 сентября, полковник Ефремов послал по окрестным селам и деревням казаков, предупредить, что французы рядом и, чтобы жители поджигали дома и уходили. О появлении этих казаков в казенном селе Новлянском писал Иван Иванович Лажечников. Но тревога, по счастью, оказалась ложной. После Старниковского боя, враги, наконец-то догадались, что Ефремов просто водит их за нос, а русская армия исчезла и находится вовсе не перед ними, а где-то в другом, неведомом месте. Повернув на Подольск, неприятель несколько дней лихорадочно разыскивал русскую армию. До Коломны же добрался только небольшой французский отряд, который уже в виду города был атакован казаками и отошёл к Москве. Оккупация неприятелем Коломенского уезда так и не состоялась. Но, мелкие партии французов в течение всего сентября и первой декады октября рыскали в ближнем и среднем Подмосковье в поисках продовольствия и фуража. Не миновали они и Коломенского уезда, в состав которого входило тогда село Воскресенское. По воспоминаниям очевидцев французские мародёры появились «между Бронницами и Коломной» уже к середине сентября. На Коломенской дороге с ними воевали отряды полковника Ефремова и капитана Колобкова (армейские партизаны), а западнее и восточнее неприятеля истребляли местные мужики. Базой отряда капитана Колобкова стала Коломна. Иногда казаки и местные крестьяне объединялись и действовали сообща. Так было, когда большой отряд французов шёл из Москвы по Коломенской дороге в сторону Бронниц и, когда на переправе через Москву-реку на него напали партизаны Ефремова и Колобкова. Совместными усилиями неприятель был почти полностью уничтожен. «В прах их разбили, в плен взяли до 600 человек, а прочие все побиты», -- писал в своем письме к другу капитан Федор Колобков. Вокруг Вохны (ныне Павловский Посад) кипели в те же дни, ожесточённые бои с французскими частями из корпуса маршала Даву. Противостоял им, и довольно успешно, многотысячный отряд крестьян под предводительством Герасима Курина – крестьянина села Павлово (ныне Павловский Посад) и волостного головы Егора Стулова. По преданиям, на помощь Курину пришли крестьяне из деревень, расположенных восточнее, из Давыдово (рядом с нынешним городом Куровское) и других селений. Этот отряд до середины октября дал французам 7 боёв и освободил от них город Богородск (ныне Ногинск). По рассказам старожилов нашего района, шайки французов были перебиты местными крестьянами в окрестностях воскресенских деревень Юрасово и Левычино. Местные жители до сих пор могут указать примерные места захоронения врагов, которые в Левычино так и зовут: «Французские могилы». Вероятно, речь здесь шла о довольно значительных, в 50-100 человек, а то и больше отрядах. Так, например, «Левичинский» отряд имел на вооружении пушки. Одна из них была найдена в урочище Французские могилы в предвоенные годы. Более мелкие партии, численностью в один-два десятка человек истреблялись и в других наших деревнях и сёлах, вещественными свидетельствами чего являются французские пуговицы и ружья, находимые в земле, но предания об этих стычках к концу 20 в. изгладилась совершенно. В Марчугах на память о тех славных днях оставалась трофейная пушка, холостым выстрелом из которой подавали сигнал к открытию марчуговской ярмарки. Ещё одно французское орудие хранилось в селе Карпово на колокольне здешнего храма. Тактику крестьянских партизан описал историк и участник войны 12-го года А.И. Михайловский-Данилевский: «Образ действий в обеих губерниях (Смоленской и Московской – А.Ф.) был одинаков: крестьяне укрывали жен и детей в лесах, а сами составляли партии, предводимые обыкновенно отставным солдатом; у околиц деревень и сёл ставились караулы, которые с недоверием подпускали партизан (армейских – А.Ф.) и курьеров; раз даже погибли 60 казаков Тептяревского полка (из Башкирии – А.Ф.), благодаря нечистому выговору принятых за неприятеля. На мелкие партии крестьяне нападали смело, а с значительными поступали хитро: встречали с поклонами, угощали и подпаивали, а затем у сонных отбирали оружие, заваливали бревнами избу и сжигали её с пленными, тешась воплями несчастных; случалось, что живых зарывали в землю». Как видим, «остервенение народа», о котором писал в своём знаменитом стихотворении А.С. Пушкин, действительно, имело место быть. Французы не оставались в долгу – жгли дома, оскверняли православные храмы, расстреливали захваченных патриотов. Умирали русские крестьяне так же бесстрашно, как и сражались. «В одной деревне стреляли по французам, -- записывал в своем дневнике француз Ф. Изарн. – Виновные были расстреляны при входе в церковь. Выслушав приговор, они перекрестились и встретили смерть, не моргнув глазом»….
К величайшему сожалению, «малая война» в Юго-Восточном Подмосковье так и осталась для нас, за редким исключением, неизвестной войной. История её не была написана в своё время по рассказам очевидцев, а позднее все крестьяне – участники боёв ушли из жизни и теперь она предана забвению уже безвозвратно – почти никаких документов о тех событиях в архивах не сохранилось. Одно из немногих таких свидетельств – рассказ старого коломенского рабочего В.Н. Крылова, который записал и включил в свою книжку о Коломне журналист Марк Яфетов. Вот, о чём поведал старый рабочий в 1930-е годы. Во время Отечественной войны 12-го года его дед – Григорий Крылов был крестьянином деревни Бачманово. Деревня эта была расположена южнее города Коломны на берегу Оки. (Ныне она уже в городской черте.) Война с Наполеоном, по словам рассказчика, обошла Коломну стороной. Только однажды к городу подошла небольшая французкая часть. Это была разведка неприятеля. Французов вовремя заметил дед рабочего – Григорий Крылов, тогда ещё совсем молодой. Собрав на скорую руку парней-сверстников из своей деревни, новоиспеченный командир повел их на врага. Одновременно, в труднодоступном месте – в урочище Крутая гора, были укрыты женщины, дети и старики. Вооружились бачмановские ребята, чем Бог послал – ружьями, косами, вилами и топорами. Атакованные врасплох враги смешались и обратились в бегство. Как пишет М. Яфетов, бежавших французов партизаны утопили в речке Пахрянке, но неясно, что имеется в виду – то ли их загнали в воду на глубокое место, то ли топили уже пленников. Как видим, боевые столкновения с врагом происходили осенью 1812г. не только между Коломной и Бронницами, но, даже южнее Коломны, в районе деревни Бачманово. Об ожесточённости боёв с французами в юго-восточном Подмосковье мы можем косвенно судить по материалам 7-й ревизии 1816г., где для многих сел и деревень указана весьма значительная убыль мужчин, иногда, в несколько десятков человек. По данным егорьевского краеведа В.И. Смирнова, в его родной деревне Исаевской, что в 7 км северо-западнее Егорьевска в 1812г. «в различных стычках с французами, проникавшими в селение для грабежа, за фуражом и питанием», погибло 12 человек крестьян. Ещё 4 исаевцев были взяты в рекруты, а 6 мужиков и парней отправились в ополчение. А всё мужское население этой деревни, вместе с малыми детьми и стариками, по данным ревизии 1811г. составляло только 64 души! В соседней с Исаевской деревне Ефремовской по ревизии 1816г. «умершими» и «погибшими» в 1812 году числилось 18 крестьян (из 119, записанных в ревизскую сказку 1811г.). Таким образом, только в двух смежных селениях Егорьевского уезда – в Исаевской и Ефремовской в стычках с неприятелем погибло около 20-30 человек.
Также, сохранился рассказ об известном просветителе, помещике села Авдотьино Н.И. Новикове (ныне в Ступинском районе), который из чувства человеколюбия покупал у окрестных мужиков-партизан взятых в плен французов, платя за них по рублю (немалые по тем временам деньги), так как очень часто русские крестьяне убивали своих пленников. По воспоминаниям племянника, Николай Новиков «один не оставлял своего дома, был блюстителем спокойствия окрестных обитателей, защитником человечества: ибо он платил крестьянам по рублю за каждого живого пленного; – содержал приводимых к нему; – пользовал больных и раненых; а по изгнании неприятеля всех их (пленных французов – А.Ф.) препроводил к показавшимся обратно полициям и московскому коменданту». Авдотьинские старики рассказывали даже, что «в французский год» их барин принимал у себя в имении самого Наполеона (!) или одного из его маршалов. В действительности, видимо, какие-то высокопоставленные французские офицеры на самом деле могли отобедать в Авдотьино, что, и послужило причиной таких рассказов. Заметим здесь, что расстояние от Авдотьино до Москвы, если ехать туда через Бронницы, почти такое же, как от Воскресенска – около 70 километров.
Каких-либо конкретных сведений о стычках с неприятелем в окрестностях села Воскресенского не имеется, но это ещё не означает, что в 12-м году здесь было тихо и мирно. Несколько, совсем ещё нестарых, в возрасте 30-45 лет, мужиков из самого села и из деревни Неверово, по данным 7-й ревизии, числились «умершими в 1812 году». Вполне возможно, что и они тоже погибли в стычках с неприятельскими мародерами и фуражирами. Зато, имеются сведения о солдатах действующей армии – уроженцах села Воскресенского, которые поступили на службу за несколько лет до начала и во время Отечественной войны 12-го года. Среди рекрутов, помимо крестьянских парней был даже один «призывник» из духовного сословия – Иван Яковлев 1789 года рождения, сын священника церкви Воскресения Христова Якова Васильева. В солдаты он был взят в 1806 году. Вообще, на детей священников рекрутская повинность в те годы не распространялась, но в солдаты их могли отдать за ненадлежащее поведение. Яблочко, по пословице, падает недалеко от яблони и, много позднее, в 1831 году, в ссылку угодил младший брат Ивана – Андрей Яковлев 1791 года рождения, дьякон Рождественской церкви в городе Коломне. Как писано о нём в ревизской сказке, «оный за пороки отослан по нынешнему разбору …куда, подлежательно, показан в числе заштатных». Вместе с поповичем Иваном Яковлевым, солдатские мундиры надели воскресенские и неверовские парни и молодые мужики – вышеупомянутый Федор Петров, Федор Киприанов, Иван Матвеев и другие, всего, более десяти человек. Для того, чтобы детально проследить боевой путь солдат-воскресенцев в ходе Отечественной войны 12-го года необходимы многоэтапные архивные изыскания. Работать следует в трёх архивах, в Москве и Рязани, просматривая ревизские сказки, фонды рекрутских депо и фонды полков. В настоящее время такие изыскания пока не проводятся.
Кроме того, немало крестьян из сел и деревень нынешнего Воскресенского района вступили в 1812 году в ряды народного ополчения. Так, например, из сельца Кривякино в ополченцы ушло сразу 10 крестьян, то есть примерно каждый третий взрослый мужчина. Столько же ратников дали деревня Колуберево и сельцо Пески. Из села Воскресенского и деревни Неверова от разных помещиков в «Московскую силу» (так звали тогда ополчение) отправилось 15 человек крестьян. Имеются сведения о количестве ополченцев из Конобеева, Леонова, Карпова, Петровского и других наших селений. Всего за время войны через Московское ополчение прошло 34 867 человек. Около четырёх тысяч из них составили крестьяне из Бронницкого и Коломенского уездов. Напомню, что Воскресенский район был образован в 20в. на землях этих двух уездов. Всего в Московской губернии было развёрнуто 12 полков ополчения – 3 егерских, 8 пехотных и один конный полк. Только небольшая часть ратников получила ружья и сабли, остальным же выдали пики и велели брать из дома топоры. Командующим Московским ополчением назначили отставного генерал-лейтенанта И.И. Моркова. Также, на территории Московской губернии из крестьян и добровольцев формировался так называемый «Казачий полк графа М.А. Дмитриева-Мамонова», известного богача и сына фаворита Екатерины II. Все затраты на покупку вооружения, обмундирования и лошадей вельможа взял на себя. Из его нижегородской вотчины – села Пурех для воодушевления воинов полка было привезено знамя Дмитрия Пожарского. (Эта священная реликвия более полутора столетия хранилась в пурехском храме. Так же, как и в селе Марчуги, изустная память о князе Дмитрии Пожарском сохранялась в Пурехе очень долго, вплоть до 19в. Жители села гордились тем, что лампада, зажженная ими перед иконою, подаренной Пожарским, оставалась неугасимой свыше 200 лет. – А.Ф.) Первые полки Московского ополчения присоединились к действующей армии в середине августа. 15 тысяч ратников-москвичей участвовали в Бородинском сражении. Часть из них строили укрепления, перевязывали и выносили раненых, другие приняли боевое крещение на левом фланге позиции русских войск, в составе 3-го пехотного корпуса генерал-лейтенанта Н.А. Тучкова. Вот как описывает французский офицер Винтурини атаку московских ополченцев: «…высокий лес ожил и завыл бурею. Семь тысяч русских бород высыпало из засады. С шумным криком, с самодельными пиками, с домашними топорами они кидаются на неприятеля и рубят людей как дрова». По единодушным свидетельствам русских и французов самоотверженность и отвага ополченцев, проявленные ими в боях и сражениях, с лихвой компенсировала отсутствие боевой выучки. Так, например, взятием города Полоцка генерал Витгенштейн не в последнюю очередь был обязан полкам Санкт-Петербургского ополчения. В заключительной фазе войны ратников ополчения использовали для пополнения регулярных армейских частей. Боевые потери ополченцев (погибших в боях и умерших от ран) составили незначительную долю. Но очень многие ратники не получили вовремя теплой одежды и обуви и умерли от простудных заболеваний и обморожений, а также из-за скверного и недостаточного питания. В родные дома из них вернулось меньше половины…
Примечательно, что много лет спустя, уже во второй половине 19в. крестьяне-партизаны и отставные солдаты говорили о своих противниках французах уже с чувством некоторой симпатии, вспоминая такие их качества, как весёлый нрав, общительность, добросердечие. В противоположность французским солдатам, самую недобрую память о себе в Подмосковье и на Смоленщине оставили служившие в армии «Двунадесяти языков» поляки и, особенно, немцы. Именно солдаты этих двух наций чаще других оскверняли православные храмы, жестоко мучили, убивали и насиловали мирных жителей. Немецкие соединения из армии Наполеона крестьяне метко прозвали «беспардонное войско». Примечательно, что слова «беспардонный» до сих пор используется людьми старшего поколения в нашей местности в значении «наглый, нахальный, бесстыжий».
Завершая тему событий войны 12 года в наших местах, хотелось бы привести один весьма колоритный документ той эпохи. Это письмо, написанное вышеупомянутым капитаном Федором Колобковым в городе Коломне 5 октября 1812г. Письмо адресовано его другу А. Озерецковскому (из старинной семьи священнослужителей Коломенского уезда). По сведениям Г.П. Ефремцева и Д.Д. Кузнецова, авторов напечатанной в 1977г. книги «Коломна», Колобков был командиром армейского партизанского отряда, состоящего из казаков. Базой этого отряда являлся город Коломна, а оперативным направлением – Коломенская дорога (ныне Рязанка), которая проходит, в том числе, и по территории нашего района. Итак, перед нами письмо, опубликованное по снятой с него копии, в 1890-е годы:
«Копия с письма капитана Федора Ивановича Колобкова из Коломны, А. Озерецковскому, 5 октября 1812 года».
«За нужное почитаю вас уведомить о неприятеле: по взятии им Москвы грабил все домы, даже что схоронили имущество в землю, и оное по показательствам наших соотечественников все сокровища вырыл, церкви разграбил, иконы колол и оклады снял, и живут во многих церквах, на престолах едят и делают всякие неистовства, словом сказать: осквернил, а во многих церквах дохлые лошади лежат; а в Москве от падали пройти нельзя, наши пленные роют для них, не взирая на лица, картофель, наваливают как на скота тяжелыя ноши, а мочи нет, так погоняют фухтелями; а нередко и колят штыком; а есть нечего, хлеба ни за 5 рублей фунта не достанешь; почти все пленные ушли из Москвы; Москва во многих местах вызжена и малость осталось, в крепость не пускают, не только наших, и своих по разбору пускают; Спасские и прочие ворота заколочены кроме Никольских, как сказывают, что находится в Кремле главный наш злодей (Наполеон – А.Ф.); теперь французская армия по Калужской дороге от Москвы в 40 верстах, в 8 верстах от реки Нары, и наши войска расположены напротив их, уже 14 дней нет сражения; на одном месте стоят; как слышно нет переговора О… М….(о мире? – А.Ф.) деревни близ нашей армии разорены и созжены. Я в армии по случаю был до отпуска сего письма 2-го Октября; войск наших очень довольно; а ему нечего доходит есть, передаются к нам ротами; отрывки его войск мужики наши бьют и в плен берут; крайне ему приходиться тесно. Сперва он пошел по Коломенской дороге к Боровскому перевозу; но наши его пощипали; после онаго подался уже на Калужскую дорогу, оставя несколько войска при оном перевозе, но казаки одни наши были оставлены и согласясь с Шубинской волости с мужиками в прах их разбили, в плен взяли до 600 человек, а прочие все побиты, обоз воинской отбили, где найдено множество сокровища, и окладов с образов довольно. О всем что знаю вас уведомил, а как у нас есть еще оказия быть в армии и за долг поставлю буде случатся новости вас уведомить».
Итоги военной страды подвела 7-я ревизия 1816г. По селу Воскресенскому и деревне Неверово она показала следующее. Из ушедших в ополчение 15 человек домой не вернулись как минимум шестеро. Часть из материалов ревизии 1816 года по селу Воскресенскому пока недоступна для исследования, поэтому, окончательная цифра крестьян, не вернувшихся из ополчения, пока не установлена. Еще несколько воскресенцев и неверовцев были взяты в солдаты – как известно, война с Наполеоном продолжалась и после 1812г. и закончилась только в 1815г. Так, например, в 1814 году рекрутами стали Иван Егоров 19 лет и Карп Емельянов 21 года. Владельцы в помещичьей половине села оставались без изменений – надворный советник Ф.К. Наумов, девица Н.И. Афанасьева, корнет Н.Н. Своев, девица Е.А. Сверчкова, а также, Н.А Безобразов и корнетша О.В. Игнатьева. Часть села Воскресенского по-прежнему числилась государственной. Широко известная в нашем районе точка зрения, согласно которой, владельцем сельца Неверова какое-то время был герой войны 12-го года генерал Д.П. Неверовский, никакого подтверждения в архивных документах не находит.
По данным Указателя К.Нистрема за 1852г. село Воскресенское входило в 1-й стан Коломенского уезда и насчитывало 53 крестьянских двора, 153 душ мужского пола и 185 женского, итого 338 жителей. Вместе с семействами священно- и церковнослужителей всё население превысило три с половиной сотни душ. Село находилось тогда в раздельном владении у Министерства Государственных Имуществ (бывший жеребей Троице-Сергиева монастыря), дворянской девицы Натальи Ивановны Афанасьевой, майорши Екатерины Алексеевны Долголевичевой (в девичестве Сверчковой) и капитанши Анны Федоровны Жерард (в тексте Жеральд). Кроме того, небольшими долями Воскресенского владели другие помещицы – вдова надворного советника Анна Яковлевна Наумова (мать Анны Жерард), девица Любовь Павловна Чернышова и корнетша Агрофена Ивановна Своева. Расположенное рядом сельцо Неверово также находилось в совладении помещиц Афанасьевой, Жерард, Своевой и Чернышовой. В Неверове им принадлежало 14 крестьянских дворов, 55 душ мужского пола и 63 женского.
Наиболее примечательна из вышеперечисленных, фигура помещицы Анны Федоровны Жерард (в разных написаниях Жеральд, Жерарде, Жирарди). К сожалению, биографических сведений, касающихся этой дамы, удалось собрать не так уж много. Родилась она, как можно предполагать в 1800-е годы. Отцом ее был вышеупомянутый Федор Кондратьевич Наумов, а матерью – Анна Яковлевна Наумова. Выйдя замуж за офицера с французской фамилией Жерард, она, как и положено, приняла фамилию мужа. Мужа Анны Федоровны звали Александр Ильич. Он родился в 1801г. в семье, корни которой уходили во Францию. Фамилия Жерард была приписана к дворянству Тверской губернии. Во второй половине 18-го столетия в России оказался некто Людвиг Степанович Жерард, происходивший из купеческих детей Французского королевства. Он вступил на российскую службу и в 1798г. получил гражданский чин, дающий право на потомственное дворянство. Пятью годами ранее, в 1793 году в Твери в местном гарнизонном батальоне служил штаб-лекарем француз по фамилии «Жирард». Вероятней всего, это одно лицо с вышеупомянутым выходцем «из купеческих детей Французского королевства» Людвигом Жерардом. Можно предполагать, что врач Людвиг Жерард покинул родину из-за революционных событий. Его потомок (скорее всего внук) Александр Ильич Жерард в возрасте 15 лет был отдан на обучение в Кадетский корпус, а в 1824г. выпущен из корпуса подпоручиком. Большой карьеры он не сделал и дослужился лишь до чина штабс-капитана, что по тем временам считалось немного. В 1830г. Александр Жерард выходит в отставку. На девице Анне Наумовой он женился, вероятно, в том же 1830г., так как их единственный сын родился 14.03.1831г. Крестили его в честь деда по матери – Федором. После выхода в отставку, Жерард вступил на гражданскую службу, и какое-то время занимал должность Дмитровского окружного начальника. В 1840г. он умер, оставив Анну Федоровну вдовой с маленьким девятилетним сыном. Вероятно, после смерти мужа, она вернулась жить к матери. Анна Фёдоровна была помещица энергичная, но деловой хватки у неё всё же недоставало. В селе Воскресенском она перевела часть из принадлежавших ей крепостных и построила для них отдельно два порядка крестьянских изб сбоку от своей усадьбы, которые, по моде тех лет, велела звать деревнями Анненка и Благодатная. Современная улица Благодатная расположена как раз в той части села, которая 150 лет назад принадлежала Анне Фёдоровне. В деревне Благодатная, по данным 1852г. числилось 8 крестьянских дворов. Кроме переселений, помещица, наверняка, предпринимала и другие шаги по хозяйственной части, но нам про эти шаги известно очень мало. В её имении велась добыча белого камня, но промыслом этим здешние жители занимались и раньше. Чтобы раздобыть денег, Анна Федоровна довольно легкомысленно заложила своё имение и получила по закладной 14 тысяч рублей. На что были потрачены эти деньги, сказать не берусь. Шло время, проценты по кредиту росли и в 1864г., уже после освобождения, имение капитанши Жерард выставили на торги, чтобы вернуть хоть часть денег. Объявления о предстоящих торгах напечатали газеты Московской и окрестных губерний. Мне такое объявление встретилось в Тверских Губернских Ведомостях в номере от 1 августа 1864г. Документ достаточно интересный и характерный для той эпохи, поэтому я решил процитировать его полностью:
«В Московском Губернском Правлении, по определению Коломенского Уездного Суда, на удовлетворение претензий жены Статского Советника Варвары Матвеевны Соколовой по просроченной закладной в 14 000 руб. с процентами, и разных лиц из остаточной за покрытием претензии Соколовой суммы, всего капитала 121 824 р. 71 ? коп., будет продаваться в 11 часов утра, 7 октября сего года, с узаконенною переторжкою, в целом составе, недвижимое населённое имение жены Штабс-Капитана Анны Федоровны Жерард, состоящее в Московской губернии, Коломенского уезда, 1 стана в селе Воскресенском и сельцах: Вострянском и Песках, в коих поселено временнообязанных крестьян по 10 ревизии 61 м(ужского) и 74 жен(ского) пола душ, а наличных 66 м. и 88 жен. пола душ. – При этом имении земли удобной и неудобной разных угодий как в дачах вышеозначенных селений, так частию в разных пустошах, 592 д(есятины) 2372 саж(ени), из которых поступило в надел крестьян 168 д. 1200 саж. – Господский ветхий деревянный дом, с разным при нём деревянным строением, скотным двором, садом около 6 дес., в коем на 2 дес. две рощи: липовая и березовая, и огородом на 2 ? дес., две каменоломни при селе Воскресенском и сельце Песках: бутоваго, плитоваго и малой части дикого камня; вместе с этим имением поступает в продажу принадлежащая г-же Жерард пятая часть мукомольной деревянной мельницы о 3-х поставах с принадлежностью и землею (оцененная) в 10 722 руб. При чем Губернское Правление присовокупляет, что имение г. Жерард будет продаваться с переводом на покупщика, сверх той цены, какая состоится на торгах, казенной недоимки, сколько таковой на имении окажется».
Как видим, Анну Федоровну постиг финансовый крах и её, на старости лет лишили «вишнёвого сада». Дальнейшая судьба разорившейся помещицы осталась за кадром. Не удалось пока установить, кто приобрёл проданное с молотка имение. Более подробно и живо о той эпохе написали русские классики – Салтыков-Щедрин, Чехов, Некрасов и другие. Для нас же, намного более интересна информация, которая содержится в объявлении. Из него нам становится известно о наличие в селе ветхой деревянной барской усадьбы с садом и огородом, о мукомольной мельнице на речке Медведке (располагавшейся, судя по карте съёмки 1852г. рядом с одноимённым поселком), о каменоломнях в окрестностях Воскресенского и Песков. Ломка белого камня у села Воскресенского производилась и позднее, по крайней мере, в течение нескольких десятилетий – вплоть до 1920-х годов. Располагалась каменоломня ближе к сельцу Кривякино, поэтому в документах она часто именовалась Кривякинской ломкой. Объемы добываемого здесь известняка, судя по всему, были довольно приличные. Так, по данным книги «Полное географическое описание нашего отечества», Том 1 от 1899г. вышеупомянутая каменоломня, наряду с Мячковским и Протопоповским месторождениями, названа в числе основных поставщиков белого камня на стройки города Москвы.
Отмена крепостного права прошла в селе Воскресенском без особых потрясений. Полученный крестьянами земельный надел был невелик и составлял от 2,2 до 2,8 десятин на ревизскую душу. Ревизских душ по данным последней 10-й ревизии 1858г. числилось в Воскресенском 167 душ мужского пола и 195 женского, а дворов – 62. Крестьяне села были распределены по пяти общинам. Первую составили жители бывшей монастырской вотчины, а остальные четыре ещё долго звали по фамилиям бывших помещиц и помещиков – Жерад, Чернышевой, Афанасьевой и Цемерн. Земля, доставшаяся воскресенским крестьянам, оказалась неплодородной, к тому же, её было очень мало. Соответственно, почти всем воскресенцам, чтобы хоть как-то свести концы с концами, приходилось заниматься промыслами и искать заработка на стороне.
Особой вехой в истории села Воскресенского стало строительство железной дороги Москва – Рязань. «Чугунка» прошла совсем рядом с селом, на расстоянии нескольких сотен метров от его околицы. На пустоши Ключевской построили железнодорожную станцию Воскресенск. Интересно, что существуют документы, где станция называется по-другому – Лопатинская. Так, например, в Уставной грамоте села Ратмирова от 25.08.1862г. отмечена ближайшая к Ратмирову станция Саратовской железной дороги – станция Лопатинская. Движение на участке Москва – Коломна открыли на пять дней раньше составления грамоты – 20 августа 1862 года. Видимо, из-за того, что деревня Лопатино располагалась чуть ближе к строившейся станции, её первоначально и назвали Лопатинской. Кстати сказать, это было вполне справедливо, так как деревня Лопатина в те годы почти в два раза превосходила село Воскресенское по численности населения. Но позднее, уже перед самым открытием движения, название станции – «Лопатинская» почему-то забраковали и переименовали её в «Воскресенск». Вероятно, начальству тех лет второе имя показалось более благозвучным. Новое название станции всех устроило и вот уже почти 150 лет остаётся без изменений. Таким образом, не произойди это переименование, мы могли бы сейчас жить в городе…. Лопатинске.

Но, следует отметить, что те деньги были, пожалуй, более чем в тысячу раз, дороже нынешних. Газета «Московские епархиальные ведомости», сообщившая об этой акции, писала, что от крестьян села Воскресенского было собрано 2 рубля, обитатели деревень Ильино, Лопатино и Неверово пожертвовали 3 рубля, деревни Федотово, «Перфурово» (Перхурово) и Шильково «скинулись» на 4 и, наконец, один рубль пожертвовал от церкви Воскресенья Христова священник с клиром.
По данным следующего обследования, в 1898-1900гг. в селе Воскресенском, приписанном к Колыберевской волости Коломенского уезда, числилось 309 человек «обычного населения» (159 мужчин и 150 женщин). Грамотных из них было 99 мужчин и 31 женщина. Изб 78. Рабочих лошадей в селе держали 43 головы, молодых – жеребят, стригунов и третьяков оказалось только 4, коров – 54. Из основных земледельческих культур обследование отметило в Воскресенском рожь, овёс и картофель, а в качестве второстепенных – гречиху, просо, горох и чечевицу. Самые большие урожаи были у жителей бывшей монастырской части села. Так, например, урожай озимой ржи в 1898г. они собрали 1 к 4,8, почти сам-пять. Кроме земледелия, воскресенцы много занимались домашним ткачеством, мотали бумагу (хлопчато-бумажную пряжу), работали на фабриках Демина и Кацепова. Более зажиточные сельчане из бывшей монастырской части села промышляли торговлей и ломовым извозом – на своих лошадях возили грузы в разные города. Самые бедные нанимались в прислугу. В селе имелось одно «торговое заведение» (лавка?) и земская школа. Официально школа называлась четырехклассным земским училищем. Закон божий в ней преподавал местный батюшка Родион Иванович Смирнов, а остальные предметы – учителя Елизавета Ильинична Эйндлин из мещан и Петр Иванович Смирнов, происходивший из духовного сословия (младший брат священника?). За порядком в селе и окрестностях следил полицейский урядник – тогдашний участковый. В расположенных рядом больших деревнях Лопатино и Федотово, а также в Неверове и Перхурове своих школ тогда не было, а ближайшие находились в селе Новлянском и в Пяти Крестах. Довольно близко по тому времени – в двух с лишним верстах от села, располагалась кривякинская земская больница. Прием больных в ней вели врач Борис Львович Каган, фельдшер Ольга Ивановна Турбина и акушерка Зинаида Ивановна Колосова. Кроме того, больницы для рабочих при своих фабриках в Садках и Лопатино открыли фабриканты Дёмин и Кацепов.
Скажем несколько слов об истории храма Воскресения Христова в селе Воскресенском. Как уже говорилось, точная дата постройки на древнем погосте первой деревянной церкви остается неизвестной. Археологические раскопки, которые, как я верю, когда-нибудь будут проведены в селе, смогут дать только приблизительную хронологию. По клировым преданиям, здешний храм существовал уже во времена князя Дмитрия Донского, то есть во второй половине 14в. (Дмитрий Донской правил с 1359 по 1389 гг.) В сохранившихся документах деревянная церковь в селе Воскресенском впервые упомянута в 1577-78гг. Церковь пережила Смутное время и, ветшая, достояла до начала века 18-го. В 1705г. её заменили новым деревянным храмом, который простоял 180 с лишним лет. По сведениям сохранившихся клировых ведомостей за 19в. эта церковь была небольшим – 9 на 26 аршин (то есть 6,3 на 18 с половиной метров), но уютным деревянным зданием с одним куполом и со стоящей отдельно деревянной же колокольней. Пространство между ними впоследствии застроили притвором. По «сказанию» прихожан, деревянная восьмиугольная колокольня была построена около 1840 года. Вместе с храмом, под одной крышей располагалась трапезная, что и объясняет непропорционально большую длину здания. Иконостас старой церкви также был деревянным. До 1882 года деревянная Воскресенская церковь была одноэтажной, но в этом же году, внизу была устроена новая церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы. К концу 1880-х годов храм стал тесен для возросшего числа богомольцев, и возникла насущная потребность в возведении более просторного здания.
Инициатором строительства новой, уже каменной церкви в Воскресенском стал священник Родион Смирнов. По проекту архитектора Н.П. Маркова, стены храма Воскресения Христова с колокольней и трапезной должны были быть возведены из кирпича, а в трапезной собирались устроить два новых придела – в честь Покрова Богородицы и святого пророка Ильи. «Храм начат постройкою в 1891 году с самыми незначительными средствами (600 рублей), и постройка его продолжалась исключительно на пожертвования посторонних благотворителей, которые с большим трудом были добыты местным священником о. Иродионом Смирновым при участии церковного старосты Якова Ларина. Эти пожертвования были недостаточны, чтобы непрерывно вести работы, случалось так, что на некоторое время работы прекращались. В такие тяжёлые минуты Господь посылал благотворителей, приносивших более крупные суммы: так, нынешний год церковь не имела достаточных средств на окончание постройки; неожиданно явились благотворители (московский купец Чалтыков, местный фабрикант Кацепов В.А. и В.А. Балин), благодаря щедрым жертвам которых, храм к осени был окончательно готов к освящению. Для приготовления к освящению, средств в церкви не оставалось, …в конце октября соседний фабрикант Ф.И. Дёмин пожертвовал достаточную сумму (2000 рублей), чтобы купить всё необходимое для освящения храма». Так писали о завершении строительства Московские церковные ведомости в № 50 за 1898 год. «Накануне освящения было совершено торжественно местным священником по середине храма всенощное бдение; на литию и величие выходил местный благочинный, села Непецына священник Н. Делекторский и 6 священников….
После обедни (1 ноября 1898 года – А.Ф.) было совершено благодарственное молебствование, перед отпуском которого, начальник Воскресенской станции Ф.Г. Филатов от лица местных жителей благодарил священника за труды по построению храма и в знак благодарности поднес ему икону Иверской Божией Матери, в дорогой серебряной вызолоченной с эмалью ризе; от прихожан были поднесены иконы – священнику св. апостола Иродиона, церковному старосте – преподобного Иакова, архитектору Н.П. Маркову – святителя Николая». Газета «Московский листок» в номере от 3 ноября 1898 года сообщала своим читателям, что построенный храм «был красивой архитектуры и увенчан одной большой главой с вызолоченным крестом. Иконостас сделан в византийском стиле и по местам вызолочен, на иконе Покрова Богородицы находится серебряная риза, у клиров помещены ценные металлические хоругви, а посреди храма – паникадило».

Примечательно, что ещё совсем недавно, в конце 1980-х – начале 1990-х годов, в городе Воскресенске здравствовали люди помнившие церемонию поднятия этого колокола по своим детским впечатлениям. Рассказ одной такой бабушки – Антонины Ивановны Полещук был записан, тогда ещё совсем молодым Алексеем Борисовичем Мазуровым в январе 1990 года. Антонина Ивановна рассказывала: «Заказанный для храма огромный колокол привезли на пристанционный поселок Воскресенск. Многопудовый исполин при огромном стечении народа по каткам-бревнам, на лямках начали тянуть к с. Воскресенскому. Мужчины пели «дубинушку». Колокол подняли на высокую церковную колокольню. Первый зычный звон его был слышен на много верст окрест. Как зазвонили, все упали в ноги. И после этого звона началась первая служба. При церкви был великолепный хор певчих из пристанционного поселка». Далее Антонина Ивановна продолжает свои воспоминания: «Что интересно, куличи на Пасху святили не в храме, а в специальном помещении пристанционного поселка (настоятель храма не любил грязи, которая неизбежно возникала при освящении – оберточной бумаги, газет; крошек и т. д.) Новая каменная церковь в 1934 году была закрыта. Поп церкви (его фамилия была Успенский) стал «лишенцем», то есть лишен избирательных прав, и вскоре сослан. Утварь разошлась по рукам. В новую церковь утварь была перенесена из старой деревянной. По разрешению Священного Синода последняя была разобрана в 1922 году. Работы бесплатно проводил Иван Шилов (отец Полещук А.И.). Из бревен этой церкви построили дом для нового диакона (старый умер, оставив жену с 5-ми ребятишками, которых из диаконского дома на улицу выгнать было, конечно, нельзя.)»
С большим воскресенским колоколом связана еще одна, на этот раз детективная история. В конце XIX – начале XX веков в Коломенском уезде прокатилась волна краж из православных храмов. Само появление такого рода преступлений, было связано с весьма сильным падением нравов местных жителей в результате развития капиталистических отношений. О том, что обычно скрывается за скупым словосочетанием «падение нравов» мы хорошо узнали в пресловутые 1990-е годы. Только за 1907 год в Коломенском уезде и окрестностях злоумышленники ограбили и обворовали четыре церкви и произвели попытку ограбления в пятой. Самым кровавым преступлением стало нападение на церковь в Щурово, в результате которого, связанным и убитым был найден церковный сторож – 70-летний крестьянин того же села Василий Шарапов. В июле 1909 года по подозрению в совершении кражи из церкви села Городец были задержаны двое жителей села Боброво – Пучков и Ларин, оба без определенных занятий. (Село Боброво – место расположения чугунно-литейного завода Струве, ныне в черте города Коломны в окрестностях станции Голутвин.) При личном досмотре при них обнаружены два револьвера, пилка для подпиливания решеток, потайной фонарик и долото. Задержанные отрицали свою причастность к краже в Городце, но признались, что недавно «с целью воровства залезли в деревянную старую Щуровскую церковь, в которой будто бы хранились деньги, но денег там не нашли». Газета «Рязанский вестник», сообщавшая об этом случае в номере от 18 июля, предположила, что арест Пучкова и Ларина «может пролить свет на массу церковных краж от Коломны до Казани вблизи линий железных дорог». После чего, несколько лет было тихо. Зато, в 1913 году за одну только ночь в Коломенском уезде обворовали сразу две церкви – в селе Гололобово и на погосте Пяти Крестов. А в феврале следующего, 1914 года, жертвой преступников стала церковь села Воскресенского…. Газета «Московский листок» от 18 февраля того же года писала: «На днях в с. Воскресенском Коломенского уезда, неизвестными злоумышленниками обокраден местный храм. Проникнув в алтарь, святотатцы похитили с престола 2 напрестольных креста, Евангелие и 2 дарохранительницы. В церкви сломали и опустошили церковный ящик». Добавим ещё здесь, что главной целью преступников, которые действовали по наводке, были, скорее всего, деньги собранные прихожанами на колокол. Однако, промысел Божий не попустил этому и средства, собранные всем миром на благое дело, не достались нечестивцам. Вероятно, на момент совершения кражи, платеж за отливку колокола уже был произведен, либо, деньги хранились в другом месте. Такова, подоплека событий связанных с самым большим, из воскресенских колоколов.… В заключение, мне очень хотелось бы сказать, что вся шайка преступников, грабившая в течение многих лет храмы Коломенского уезда, была поймана и получила заслуженное наказание. Но, к величайшему сожалению, никаких сведений об этом в нашем распоряжении не имеется. Кражи продолжались. Несколько месяцев спустя, в августе того же 1914 года началась Первая Мировая война (в народе её звали Германской), а следом за ней, уже не за горами, была и революция 17-го года. Новые хозяева России – большевики, относившиеся с большой враждебностью к православной церкви, тем более не были заинтересованы в раскрытии давних против неё преступлений. Добавим ещё, что они, эти новые хозяева были, и сами не прочь поживиться церковными ценностями. Все это так. Но, как писал М.Ю. Лермонтов, правда, совсем по другому поводу, «есть еще божий суд, наперсники разврата». Хочется верить, что деньги и утварь, похищенные в церквях Подколоменья, не пошли неведомым преступникам впрок и, самое главное, что Господь наказал их своим судом еще на этом свете…
По данным 1912 года в селе Воскресенском Коломенского уезда было 76 дворов, земское училище и церковно-приходская женская школа. Часть земли по-прежнему оставалась помещичьей, на ней располагалось два имения, принадлежавшие помещику М.И. Афанасьеву и крестьянину Я.В. Ларину, причём последний, как мы помним, выполнял обязанности церковного старосты. Официально «помещик» Я.В. Ларин числился крестьянином села Новлянского Бронницкого уезда. В поселке при станции Воскресенск в 1912 году отмечены «аптека, пожарная дружина, казенная винная лавка и две пивных».

Торговля, кроме кооперативов, велась в 5 бакалейных, 3 обувных, 5 чайных и одной мучной лавке, а также в палатках, принадлежавших мелким частным торговцам. Со станции Воскресенск грузовые и пассажирские поезда отправлялись сразу по трём направлениям – на Москву, Егорьевск и Голутвин. Это был крупный транспортный узел Юго-Востока Подмосковья. Через него один за другим шли эшелоны в Поволжье, Тамбов, Среднюю Азию. Помню, как мой дед Егор Егорович Фролов рассказывал мне, что, возвращаясь с Дальнего Восток, отслужив 2 года в Красной Армии, он проезжал через станцию Воскресенск. Поезд, на котором ехал демобилизованный красноармеец, сделал на ней остановку.
Всего через несколько лет, в 1929г. на карте новообразованной Московской области появится Воскресенский район, административным центром которого станет одноименный пристанционный поселок. С этой даты история наших мест начинает развиваться стремительно – начинается бурное строительство цехов химкомбината, возведение домов и бараков для его строителей и рабочих, здесь появляются новые люди, новые улицы. В 1938г. весь этот растревоженный муравейник становится городом. Если, с помощью чудесной машины времени, первостроителей 30-х можно было перенести в наш 2009 год, они бы, наверняка, с чувством огромной радости и удивления полюбовались городом, который достался их внукам и правнукам. Да, за 70 лет пройден очень большой путь. Достижения наших отцов и дедов налицо и, как говорится, есть повод для гордости. Но мы – жители нынешнего, без малого стотысячного Воскресенска (официально нас 93 тысячи, но в реальности несколько больше) не должны забывать и то маленькое зернышко, из побега которого вырос наш город. О тихом и малолюдном ныне селе Воскресенском мы должны вспоминать с теплотой, как о «дедушке» родного города. У Российского регулярного флота, как известно, был свой дедушка – маленький ботик, на котором юный Петр I совершал свои первые плаванья. У подмосковного Воскресенска имеется целых два таких родича – свой папа – химический комбинат и свой старенький дедушка – село Воскресенское, многовековую историю которого мы попытались здесь рассказать. «От доброго корня и отрасль добрая»… Так, кажется, говаривали наши мудрые предки…

Андрей Фролов.